— Докажу, великий государь, только яви божескую милость, выслушай, и по намеднешнему, когда в слободе еще говорить я тебе начал, не гневайся… Тогда еще сказал я тебе, что ласкаешь ты и греешь крамольников.
Хитрей князя Никиты Прозоровского на свете человека нет: юлит перед твоею царскою милостью, а может, и чарами глаза тебе отводит, что не видишь, государь, как брат его от тебя сторонится, по нужде лишь, али уж так, по братнему настоянию, перед твои царские очи является…
Неточные совпадения
— Верите ли вы, — вдруг обратилась капитанша к
князю, — верите ли вы, что этот бесстыдный человек не пощадил моих сиротских детей! Всё ограбил, всё перетаскал, всё продал и заложил, ничего не оставил. Что я с твоими заемными письмами делать буду,
хитрый и бессовестный ты человек? Отвечай, хитрец, отвечай мне, ненасытное сердце: чем, чем я накормлю моих сиротских детей? Вот появляется пьяный и на ногах не стоит… Чем прогневала я господа бога, гнусный и безобразный хитрец, отвечай?
Афанасий Иванович рискнул было на очень
хитрое средство, чтобы разбить свои цепи: неприметно и искусно он стал соблазнять ее, чрез ловкую помощь, разными идеальнейшими соблазнами; но олицетворенные идеалы:
князья, гусары, секретари посольств, поэты, романисты, социалисты даже — ничто не произвело никакого впечатления на Настасью Филипповну, как будто у ней вместо сердца был камень, а чувства иссохли и вымерли раз навсегда.
Это правда, что он бывал иногда даже слишком наивен и назойлив в своем любопытстве; но в то же время это был человек довольно
хитрый и извилистый, а в некоторых случаях даже слишком коварно-молчаливый; беспрерывными отталкиваниями
князь почти приготовил в нем себе врага.
— В нем много беспорядка, — сдержанно заметил
князь, — и некоторые черты… но среди всего этого замечается сердце,
хитрый, а иногда и забавный ум.
Я, признаюсь, как дурак ему проговорился сначала; я думал, что он из одного мщения к
князю в мои интересы войдет; он такая
хитрая тварь!
Уверяли, что Николай Сергеич, разгадав характер молодого
князя, имел намерение употребить все недостатки его в свою пользу; что дочь его Наташа (которой уже было тогда семнадцать лет) сумела влюбить в себя двадцатилетнего юношу; что и отец и мать этой любви покровительствовали, хотя и делали вид, что ничего не замечают; что
хитрая и «безнравственная» Наташа околдовала, наконец, совершенно молодого человека, не видавшего в целый год, ее стараниями, почти ни одной настоящей благородной девицы, которых так много зреет в почтенных домах соседних помещиков.
— Вот спросите его, он тоже всё время не отходил от меня, как и
князь. Скажите, не явно ли, что всё это заговор, низкий,
хитрый заговор, чтобы сделать всё, что только можно злого, мне и Андрею Антоновичу? О, они уговорились! У них был план. Это партия, целая партия!
Хотя болезнь Григория Лукьяновича, как мы уже заметили, и не разрушила его планов, и враги его: архиепископ Пимен, печатник Иван Михайлович Висковатый, казначей Никита Фуников, Алексей Басманов и сын его Феодор, Афанасий Вяземский — последние трое бывшие любимцы государя — погибли вместе с другими страшною смертию, обвиненные в сообщничестве с покойным
князем Владимиром Андреевичем и в участии в измене Новгорода, но звезда Малюты за время его отсутствия сильно померкла: появился новый любимец —
хитрый и умный Борис Годунов, будущий венценосец.
Одетая в простенькое, темное шерстяное платье, красиво облегавшее ее грациозные формы, ростом выше среднего, с плавными движениями, с
хитрым, кошачьим выражением миловидного личика, красоту которого французы весьма метко определяют словами beauté du Diable, с роскошной косой пепельного цвета, скромно завернутой на затылке, она казалась, сравнительно с взволнованным молодым
князем, совершенно спокойной, и своими большими, смеющимися
хитрыми глазами смело встретилась с вопросительным взглядом княгини.
Это был подвижный человек, лет сорока семи, среднего роста, с добродушно-хитрым татарским выражением лица. Уроженец Казани, он учился в тамошней гимназии и начал службу в канцелярии графа Панина в первую турецкую войну, перешел потом к московскому главнокомандующему
князю Долгорукову-Крымскому, который назначил его правителем своей канцелярии и выхлопотал чин премьер-майора.
Оставить это дело так, не оправдавшись в глазах
князя, не доказавши ему, что он и в борьбе с этой
хитрой женщиной может выйти победителем, — было невозможно.
Измученный неизвестностью, трепеща ежедневно за свою жизнь и свободу, трусливый
князь Никита воспрянул духом и не обратил внимания, что
князь прислал к нему с милостью Малюту, а не родового боярина, что считалось в то время умалением чести. Мы знаем, впрочем, что в вопросах о последней
хитрый царедворец был куда покладистее своего брата.
Хитрая бабенка принялась охать от удивления и восторга и на все лады расхваливать
князя Сергея Сергеевича.
— Известился я, кроме того, что гонца послал он с грамотою к «старому
князю» — перенять и его распорядился я… Дозволь, великий государь, допросить
хитрого старикашку… Отведи беду от себя, от своего потомства, от России.
— Она была сужена тебе самим великим
князем, — говорил между прочим
хитрый дворецкий, — на этом господин Иван Васильевич положил свое слово отцу твоему, как шли походом во Тверь. Жаль, коли достанется другому! Зазорно, коли невеста царевича достанется немчину-лекарю! Скажет народ: пил мед царевич, по устам текло, да в рот не попало; выхватил стопу дорогую из его рук иноземный детина!
— Видно, вещая птица, господине! — отвечал
хитрый царедворец, подставляя к окну скамейку, а потом под ноги великого
князя колодку, обитую золотом, и ковер. Все это исполнялось по движению глаз и посоха властителя, столь быстрому, что едва можно было за ним следовать. Но дворецкий и тут не плошал. Откуда взялась прыть у хилого старика, в котором, по-видимому, едва душа держалась.
Под опалу разве подвести
князя Василия, да хитер и осторожен он, а еще
хитрее брат его,
князь Никита.
— Я вам прямо скажу, — сказал
князь Василий тоном
хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. — Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
— Тех людей, которые всем пожертвовали для него, — подхватила княжна, порываясь опять встать, но
князь не пустил ее, — чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, — прибавила она со вздохом, — я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть
хитрою и злою.